Царь XXI века принадлежит традиции реальной политики

Сейчас подходящий момент поговорить о геополитике Москвы, ведь напряжение на границе с Украиной ослабло, а Путин обратился к нации с речью в основном сосредоточенной на внутренних вопросах, пусть и содержавшей краткие упоминания потенциальных врагов российского государства.

В этой ситуации, как и во всех других, чтобы понять настоящее, нужно взглянуть на историю. Когда Берлинская стена падает, и встает вопрос воссоединения Германии, страны-победительницы, оккупировавшие страну, расходятся во мнении. Если две основных победительницы Второй мировой войны, Соединённые Штаты и Российская Федерация, хотят, чтобы Германия воссоединилась как можно скорее, то две другие, Великобритания и Франция, более скептично смотрят на плюсы объединения.

Маргарет Тэтчер и Франсуа Миттеран опасались этого воссоединения, зная, что оно спровоцирует потрясение в Европе и изменит геополитическое положение в регионе. Железная леди не стала ждать падения стены, чтобы изложить свое видение Европы в Брюггской речи, которая заложила основы для того, что в последствии станет Брекситом. Воссоедиенние Германии обострит условия для централизации власти, которую Тэтчер описывала следующим образом: «более близкое сотрудничество не требует централизации власти в Брюсселе или принятия решений назначенной бюрократией».

Миттеран всегда был французским националистом, который получил Орден Франциски от маршала Петэна (Pétain) или говорил: «Алжир — это Франция», с намерением положить конец независимости Алжира. Несмотря на это Миттеран отдавал дань реализму Макиавелли, не просто же так его называли флорентийцем» и именно поэтому он смог объединить коммунистическую и социалистическую партию, чтобы войти в Елисейский дворец. Свою политическую карьеру Миттеран построил на оппозиции генералу де Голлю, но, когда его избрали, он отчасти придерживался внешней политики в стиле своего предшественника, не подчиняя французские интересы интересам других стран. Некоторые даже говорят о таком типе французской внешней политики как голло-миттерандизм. Опасность воссоединения Германии была ему близка.

На этом моменте читатель задастся вопросом: а как между собой связаны современная российская геополитика и воссоединение Германии. А связь тут самая прямая. Россия, центральный элемент быстро распадавшегося Советского Союза, видела в Германии потенциального будущего союзника перед лицом западного принуждения. Главным образом, её интересовала объединенная Германия, которая бы сместила гравитационный фокус континента на восток. Говорящий по-немецки германофил Путин давно придерживается такого мнения. Он знает, что Германия — не западная страна, а сам Запад — это неустойчивая концепция, часто используемая в американской геополитике, чтобы подстраивать Лондон и Париж под свои замыслы.

Питер Хитченс (Peter Hitchens) в своей потрясающей книге «Abolition of Britain» сожалеет об американизации Великобритании. Во Франции и правые, и левые часто решительно подвергают критике важность американского взгляда для мира. Вспомните хотя бы Эжени Бастье (Eugénie Bastié) и её «Porc Émissaire». Реакция сотен француженок на спор о сексуальных домогательствах, вызванный движением Me Too, отразился на страницах газеты Le Monde. Их мнение вызвало панику в Америке, а многие расценили его как оправдание насилия. Бастье анализирует ситуацию, противостоя и пуританизму (американцы), и благородству (французы). Однако те, кто считает, что это лишь нюансы одного и того же взгляда на мир, разочаруются.

Порядок в трех ключевых странах предполагаемого Запада не просто отличается, он противоположен. В Великобритании всё держится на монархии, в Соединенных Штатов в основе всего лежит коллегия выборщиков, а в Пятой Французской республике все основывается на республиканском монархе, а всеобщее избирательное право заменяет миропомазание в Реймсе.

В этом заключается первый путинский урок: коллективные идентичности существуют и имеют огромное значение. Царь XXI века принадлежит традиции реальной политики, как Никколо Макиавелли, Отто фон Бисмарк и Шарль де Голль.

Несмотря на то, что Владимир Путин — реалист, он продолжает придерживаться византийского представления о России, а не евроазиатского. Третий мир и евразийство — две основные метафизические силы, формирующие современную Россию. В первом случае Россия рассматривается как последняя христианская империя, наследница Константина, Флавия и Юстиниана, божественный оплот перед ордами Антихриста. Во втором случае Россия считается единственной в своем роде страной, слиянием славянского и азиатского, не европейской и не азиатской сущностью, эссенцией всего европейского и азиатского. В терминах Гегеля это тезис, антитезис и, наконец, синтез.

Второй путинский урок: Россия вмешается, когда под угрозой окажутся её жизненно важные интересы. Мы видели это в 2008 году в Грузии, в 2014 году в Крыму и продолжаем видеть в сирийской гражданской войне.

В недавнем обращении Путина к народу говорилось, что русские предотвратили убийство президента Белоруссии Лукашенко, а также последовавшую за этим кибератаку на страну. Кто всё это устроил, не упоминалось, однако несложно понять, кого обвинял Кремль. Недавно Генри Киссинджер высказал опасения неуступчивостью администрации Байдена и призвал Соединенные Штаты принять новый многополярный мировой порядок или вступить в фазу, которая будет напоминать ту, что предшествовала холодной войне. Самюэл Хантингтон (Samuel Huntington) в своей классификации цивилизаций помещает такие страны как Греция или Румыния в сферу российской геополитики, а это, не забывайте, страны НАТО. Идеологический пыл, пронизанный идеализмом, вполне может привести к плохому финалу, как это часто и бывало в истории. Пренебрежение другого приводило нас к войне с намерением подстроить нас под наши же представления.

Третий путинский урок возвращает нас к Германии, показывая её важность в продвижении мира вперед. Назначенные на этот год выборы в Германии и строительство газопровода «Северный поток — 2» — первичные вопросы, поэтому рассматривать их нужно вместе.

Армин Лашет (Armin Laschet) будет кандидатом от ХДС/ХСС, его противник Маркус Зёдер (Markus Söder) согласился на спор. Мы не будем тут пускаться в объяснения о разнице между идентичностью объединенной Германии (а не воссоединенной) и идентичностью баварской, которая, фактически, и лежит в основе противостояния Лашета и Зёдера. Однако, как нам кажется, победа первого — тяжелый удар для американской геополитики, Лашет будет более благожелателен к интересам русских и, прежде всего, китайцев, чем хотелось бы Америке. Однако у великой державы всегда есть «план Б». Американский «план Б» в этом случае зовется Анналена Бербок (Annalena Baerbock), кандидат от партии «Зеленых». Эта партия, во имя самых высоких ценностей экологии, хочет блокировать газопровод. Перед нами предстает идеальный пример того, что глубокая убежденность одних — это не более, чем инструмент для продвижения интересов других.

Когда Джордж Буш (отец, а не сын) дал зеленый свет воссоединению Германии, он запустил процесс, служивший Соединенным Штатам до самого кризиса евро. Варуфакис (Varoufakis) скажет, что по словам одного американского чиновника, Греция входила в сферу влияния Германии и что Соединенные Штаты не станут вмешиваться в ситуацию.

Однако у воссоединения был и еще один эффект: столица переехала из Бонна в Берлин. А в Берлине она не на берегах Рейна, а в сердце Бранденбурга. А под Бранденбургом имеется ввиду Пруссия. А под Пруссией — Германия. Воссоединение Германии решило множество проблем, но породило другие. Сегодня Америке приходится иметь дело с изменившимся государством, у которого есть собственная воля. Путин знает это и пользуется этим. Вражда с Россией влечет разные последствия для Померании и Новой Англии.

От Фридриха Великого до Бисмарка и пакта Молотова — Риббентропа — история несколько раз доказывала, что не враждующая с Россией Германия непобедима.

Афонсу Моура — специалист в области геополитики, магистр политологии и международных отношений.

Источник