AFP PHOTO / Dmitry KOSTYUKOV
10 лет назад, 8 августа, началась так называемая «Пятидневная война» — вооруженное противостояние России и Грузии в самопровозглашенном государстве Южная Осетия, или Цхинвальском регионе Грузии. По официальным данным, за время боевых действий погибли примерно 850 человек, половина из них были мирными жителями. Еще десятки тысяч были вынуждены покинуть свои дома. Что местные жители помнят о тех событиях и как за десять лет изменилось отношение к конфликту в грузинском и осетинском обществе, выяснял специальный корреспондент RFI Сергей Дмитриев.
В декабре 2008 года Европейский союз создал Международную комиссию по расследованию обстоятельств войны на Южном Кавказе в августе 2008 года под руководством экс-представителя ООН в Грузии Хайди Тальявини для изучения причин конфликта. 30 сентября 2009 года комиссия опубликовала итоговый доклад. В нем делается выводо том, что войну начала Грузия. Действия России на протяжении предыдущих месяцев носили провокационный характер. Военная операция России вышла за пределы необходимой защиты своих граждан и миссии миротворцев. Комиссией установлено, что в ходе конфликта все стороны — грузинская армия, российская армия и югоосетинские силы — нарушали международное гуманитарное право и права человека.
Эргнети, Грузия
— На месте этого погранпункта раньше рынок был. Со всей Грузии сюда ездили, — показывает водитель Рамази на блокпост грузинских военных в пограничном между Осетией и Грузией селе Эргнети.
Возле заграждающих дорогу бетонных блоков и завешенных камуфляжной сеткой и колючей проволокой пограничных будок припаркованы три внедорожника «Тойота» с синими номерами и флагами Евросоюза: миссия наблюдателей ЕС регулярно приезжает из Тбилиси инспектировать линию разграничения.
Блокпост за селом Эргнети в октябре 2012 г.AFP PHOTO / VANO SHLAMOV
— На этом рынке в Эргнети продавались и осетинские, и грузинские, и российские, и азербайджанские, и армянские товары, — вспоминает местный житель Алан. — Это была большая региональная торговая и транзитная точка. Вы могли все что угодно заказать из России или даже из Турции, — вам делали доставку до Эргнетского рынка.
Свободный и бесконтрольный оборот товаров беспокоил грузинские власти. Грузия теряла миллионы долларов на налоговых и таможенных сборах, а создать таможенные посты в Эргнети Тбилиси не мог — это означало бы признание государственной границы с Южной Осетией, объясняет Алан. На волне борьбы с коррупцией и контрабандой президент Саакашвили в 2004 году решил закрыть рынок в Эргнети.
После закрытия рынка стал вымирать и сам поселок. Но окончательно Эргнети опустел в августе 2008-го, когда оказался в эпицентре боевых действий, вспоминает местная жительница Лия Члачидзе. Дом Лии находится в нескольких десятках метров от блокпоста. Во время войны он был полностью разрушен, но за десять лет Лия восстановила не только сам дом, но и создала у себя в подвале «Музей мира», в котором собраны воспоминания об августовской войне.
ГЛАВА 1. Все — жертвы
— Война 8 августа для нас не началась. Эта «пятидневная война» — это уже окончание было, — объясняет Лия Члачидзе. — Для меня лично эта война длится с 1991 года. Уже 27-й год. Эпицентром этой войны августа восьмого года было именно село Эргнети. Когда эти оккупанты и сепаратисты вместе зашли, то 160 домов тут сожгли в деревне. 12 человек они убили. 6 августа уже не прекращалась стрельба. Мои дети сидели в подвале, вся наша семья, кроме меня. В тот момент ничего нельзя было сделать, потому что была сплошная стрельба и небо было красное от этой стрельбы. Я 9-го отсюда выехала, потому что уже нельзя было оставаться. Утром, когда прекратили огонь.
Обратно в Эргнети Лия вернулась только 19 августа, когда прекратились боевые действия:
— Это был шок. Одни стены стояли, и пепел везде. Через год только построили однокомнатный коттедж, без света, без воды, но у нас появилась крыша над головой, и я вернулась.
Мне говорили: «Лия, ты чокнутая, куда ты едешь?». Конечно, не все вернулись. Многие просто летом, когда каникулы, приезжают. Здесь уничтожена вся инфраструктура. Ничего в селе нет: ни почты, ни магазина, ни пекарни. Ничего. Мы все время ездим в Гори.
Лия Члачидзе уверена, что Россия планировала военную агрессию против Грузии и заранее эвакуировала мирных жителей из Цхинвали:
— Я сама лично своими глазами видела, как на театральной площади в Цхинвали стояли автобусы и загружали женщин, детей, стариков. Когда я спросила: что происходит? Куда вы их везете? Они сказали: на отдых. То, что они вывозили этих людей, это означало, что они уже готовились.
Российские войска покидают территорию Грузии. 22/08/2008 г.AFP PHOTO/MARCO LONGARI
Цхинвал, Южная Осетия
С блокпоста грузинских пограничников в Эргнети невооруженным глазом видны крыши домов Цхинвала (Цхинвали — по-грузински), столицы Южной Осетии. До окраин югоосетинской столицы — меньше километра. Именно отсюда, по версии осетинских военных, грузинская артиллерия в ночь на 7 августа начала обстрел осетинских сел.
— 7 августа от осколка снаряда погиб отец, — вспоминает 34-летний житель Южной Осетии Григорий Мамиев. — Мы тогда жили в селе Хетогурово, до города — 7 км, а до границы, где были грузинские позиции, где-то километр. 7 августа стали стрелять прямо по селу. Отцу тогда было 72 года. Он вышел на улицу. Рядом упал снаряд и осколком снес голову.
Григорий — актер местного драматического театра — говорит, что грузинские военные, когда зашли в их село, хотели расстрелять его семью, но в итоге отпустили.
— Мы два дня оставались дома под бомбежками. А когда 9 числа пошла «зачистка», они (грузинские военные — RFI) зашли в дом и там фуражку нашли. Они подумали, что это моя фуражка, и решили, что я военный. Хотели расстрелять. Дом был разрушен. И потом нас забрали в плен: меня, брата, жену и маму, и еще двух соседей. Нас задержали на день или два. Потом через Верхний Ларс выпустили.
Поселок Григория Мамиева Хетогурово находится к западу от Цхинвала. По данным, правозащитной организации Human Rights Watch, в селе находились российские миротворцы. По утверждению Тбилиси, оттуда вели обстрел осетинские войска.
— Вот с этих холмов они и расстреливали Цхинвал, пришли в 1989 году бандиты из Грузии, — везет меня по окраинам города Отар, бывший офицер «той самой» 58-й российской армии, участвовавшей в боях 2008 года.
ГЛАВА 2. Их предупредили — мы не знали
Если ехать от югоосетинской столицы не на запад, в сторону Хетогурово, а по ТрансКАМу на север, в сторону Владикавказа (Транскавказская автомагистраль до войны связывала города Владикавказ и Гори — RFI), то вдоль дороги раньше можно было увидеть грузинские поселения в ущелье вдоль реки Большая Лиахви. Сейчас от этих сел ничего не осталось.
— После войны их снесли до основания, — объясняет Отар. — Друзья-грузины, которые тогда уехали, теперь пишут в соцсетях: «сфотографируй там наши дома, чтобы посмотреть, что с ними стало». А что фотографировать? Тут чистое поле теперь...
Церовани, Грузия
Врач скорой помощи грузинка Нуну Чаувелидзе до войны жила в одном из тех сел на севере от Цхинвали.
— Я жила в селе Дзарцеми, наша региональная больница находилась в селе Курта, и мы обслуживали все эти села: Тамарачени, Кехви... Ночью я слышала, что стреляли, вспоминает доктор Нуну. — У нас такое часто бывало: вечером стреляют — утром опять все спокойно. Мы подумали, что опять такое будет. Но уже часа в два, днем 7 августа, мы увидели самолеты. Так низко летали эти самолеты, что даже пилотов видно было.
Нуну, также как и Лия Члачидзе, уверена, что осетинское население предупредили о начале боевых действий заранее, а к ней в эти дни приехали в гости дети из Тбилиси.
— Я заехала домой и сказала моим детям: быстро уезжайте. Вообще наши люди все были на месте, никто не уезжал. И дети, и женщины, и больные, — все были на месте. В то время как в Цхинвали уже всех в это время эвакуировали.
Грузины покидают свои села в Южной Осетии. 10 августа 2008 г.AFP PHOTO / DIMITAR DILKOFF
Отправив детей обратно в Тбилиси, Нуну вернулась на работу, и целые сутки ее бригада ездила по селам, спасая раненых во время бомбежек жителей.
— В два часа дня [8 августа] объявили перемирие, и я смогла вернуться домой. Я сказала мужу: «давай немножко отдохнем», и мы легли спать прямо в одежде. Но в какой-то момент меня как будто разбудили. Тишина меня разбудила. Тишина смертельная. Мне страшно было, я вышла во двор, посмотрела на село — никого нет. Мертвое село. Никому не могу дозвониться. И тут вижу: едет машина — мой сосед. У него лица нет. Он остановил и сказал: «ты что здесь делаешь? Ты что не знаешь, что случилось? Казаки приехали, и все уезжают!». И мы с мужем тоже поехали объездными дорогами через перевал. Что я там увидела — никогда не забуду. Там не было места, вся дорога была забита. На чем только ни ехали: и на тракторах, и на мотоциклах, и на велосипедах, и на повозках. Доехали до вершины, откуда потом уже начинается спуск, и мой муж остановил машину. Я думала, что-то случилось. Он сказал: «Выходи! Посмотри: твое ущелье. Больше не увидишь». Позже международная комиссия под руководством Хайди Тальявини признает принудительный характер перемещения этнических грузин из пригородов Цхинвали, а также факты систематического грабежа и уничтожения этих деревень. «Некоторое количество деталей позволяет предположить, что против этнических грузин в Южной Осетии действительно была применена этническая чистка, как во время, так и после конфликта в августе 2008 года», — говорится в докладе.
Цхинвал, Южная Осетия
— Я живу в Цхинвале с рождения. Старею в этом городе. — говорит Алик Дзуцев, хозяин магазина автозапчастей в центре югоосетинской столицы. В августе 2008 года в результате артиллерийского обстрела города сгорел его дом.
— В самом начале войны, 8 августа, в 12 часов ночи дом уже горел. Прямое попадание снаряда. Из грузинского «Града». Я сам артиллерист, знаю эти снаряды. Три поколения нашей семьи строили этот дом. В 1941 году он был построен. Мы дома были втроем: я, жена, сын. К счастью, все обошлось. Мы хотели еще потушить. Но такая стрельба была, что невозможно. Вокруг хаос был, другие дома горели. Весь город превратился в горящий ад. Остальные три дня мы у соседей в подвале были. Пока российская армия не пришла. Потом все успокоилось. В начале войны российские и югоосетинские власти обвинили грузинских военных в геноциде населения Южной Осетии, сообщив о гибели более двух тысяч мирных жителей в первые же часы войны. Однако, как позже отмечалось в докладе комиссии Тальявини, общее число югоосетинских гражданских потерь в конфликте августа 2008 года составило 162 человека.
Никакой организованной эвакуации из города накануне войны не было, уверяет Алик.
— Во-первых, не думали, что такая война будет. Война-то продолжалась уже лет 15-20, с 1991 года. Знаешь: ночью — обстрел, а утром все идут в школу, в детский сад ведут детей. Так и думали, что повоюем два-три дня и опять затихнет. Где-то в девять или десять [часов вечера] выступил тогдашний президент Грузии Саакашвили и пообещал, что войны не будет.
По мнению Алика, именно грузины, жившие тогда в Цхинвале и в пригородах, перед началом войны массово уехали.
— Перед нападением на наш город 95% грузин уже не было в городе. Они не предупредили своих соседей. Все грузины исчезли из города, из сел. Оставили свои дома. Их предупредили. А мы не знали, что такое будет.
Разрушенный после войны Цхинвали. 16 августа 2008 г.AFP PHOTO / DMITRY KOSTYUKOV
ГЛАВА 3. Остались одни
Гори, Грузия
— Это было 9 августа, утром, в 10 часов. Три самолета летали у нас наверху. Мы думали, что это наши. Там звезда красная была, и я думала, что наши, — вспоминает жительница города Гори 79-летняя Цицино Кушашвили. — Через пять минут они три бомбы выпустили. Во дворе женщины сидели, — восемь человек сразу погибли. Потом второй раз бомбы здесь сбросили. Мои дочка и внук во дворе были, а я зашла, чтобы дверь закрыть. Когда вернулась — они уже там лежали. Дочка мертвая была, а у внука осколком ноги ранило. «Уже утром 8 августа российские воздушные силы начали свою атаку в центральной Грузии (Вариани, Гори)», — говорится в докладе комиссии Тальявини. В ходе бомбардировок грузинских военных объектов российской авиацией, по заявлениям грузинской стороны, погибло 60 мирных жителей.
Гори расположен в 20 километрах от линии разграничения. Как и остальные обычные жители грузинских и осетинских сел и городов, Цицино и ее соседи не думали, что война коснется их.
— Восьмого числа что-то было в Гори, падали бомбы. Но мы не думали, что будет так серьезно. Дочка мне сказала: «мама, ничего не будет! Это паника, наверное».
Врачи оперировали внука Цицино 13-летнего Гивико 14 часов, после этого — четыре месяца в больнице Тбилиси. Потом еще повторная операция и месяц реабилитации в Германии. Несмотря на усилия врачей, ноги Гивико полностью вылечить не удалось. Третья группа инвалидности не дает ему права на пенсию, но и работу с ней найти в Грузии невозможно, объясняет Цицино:
— У меня одна дочка была, умная, красивая, закончила институт, потом аспирантуру, преподавала в институте. Если бы она сейчас живой была, у меня бы ничего плохого не было. А теперь все плохо. Никого у нас не осталось. Только я и он.
Ленингор (Ахалгори), Южная Осетия
— Для нас Цхинвал был так далеко. Вот я сейчас смотрю по телевизору про пожары в Греции, и тогда мы так смотрели на войну в Цхинвале, — вспоминает жительница Ленингора Тамара Меаракишвили. Ее поселок ощутил последствия войны, уже после подписания перемирия.
— Когда война уже закончилась, 15 августа пришла [российская] тяжелая техника, танки со стороны Гори. 16 августа была служба в церкви, забежала одна женщина и сказала: «идут, бегите!». Тогда в поселке было очень мало людей — человек 30-50, максимум. Из администрации района были только несколько человек милиции. Ни главы администрации, никого не было вообще.
Поселок Ленингор (по-грузински: Ахалгори) является традиционным местом проживания грузинского населения Южной Осетии. Власти в Тбилиси то отделяли Ленингорский район от Южной Осетии, то присоединяли его к Цхинвальскому региону заново.
После войны 2008 года жители района оказались в «привилегированном» положении: они единственные получили право пересекать по специальным пропускам грузино-осетинскую границу. Всем желающим грузинские власти выделили бесплатные дома на «неоккупированной территории» страны — в так называемых поселках беженцев в окрестностях Гори и Тбилиси.
Но и осетинские власти, стремившиеся убедить весь мир в отсутствии этнических чисток в отношении грузинского меньшинства, предлагали местным жителям не уезжать.
— Единственный выстрел был, когда заняли административные здания, мы это видели из леса, где мы прятались, — вспоминает Тамара. — Люди в военной форме зашли, убрали грузинские флаги, повесили осетинские, потом стали с нами общаться, говорили: «мы не будем никого выгонять отсюда, мы не будем вас трогать, останьтесь здесь, мы все условия создадим». Даже [президент Эдуард] Кокойты прилетал на вертолете (дорогу Цхинвал-Ленингор построили только в 2015 году — RFI)
.Грузинка в поселке Ахалгори (Ленингор). Август 2008 г.AFP PHOTO/ DIMITAR DILKOF
Тамара Меаракишвили раньше работала директором Дома детского творчества в Ленингоре, однако несколько лет назад ее уволили — по ее собственному выражению — «за активную гражданскую позицию». Тамара не стесняется публично упрекать власти в неэффективности и обвинять их в коррупции. «Какая-то там женщина, да еще и грузинка, смеет учить жизни мужчин-осетин! Конечно, они не могли этого стерпеть!», — объясняет свой конфликт с местным руководством Тамара. В отношении Меаракишвили возбуждено уже несколько уголовных дел, в том числе и по обвинению в клевете на правящую партию «Единая Осетия». А местные чиновники открыто называют ее «грузинской шпионкой». Однако это не останавливает Тамару от того, чтобы давать интервью оппозиционным СМИ и выступать с разоблачительными публикациями в Фейсбуке.
Сейчас официальные лица в Тбилиси регулярно выступают в защиту ленингорской активистки. Однако, по ее словам, когда она отказалась получать в Грузии статус внутренне перемещенного лица и выступала против утверждений грузинских властей об этнических чистках в Ахалгорском районе, в Тбилиси к Тамаре относились не лучше, чем сейчас в Цхинвале.
— Меня не из-за этнического происхождения здесь преследуют, а из-за моей гражданской позиции, — объясняет Тамара. — После войны уехали многие. Я принципиально не уехала. Во-первых, видела, что нигде не спокойно. Во-вторых, знала, что родители не поедут, и если умирать, то лучше с семьей. Пока жизнь моя вне опасности, зачем мне уезжать. Невесело тут жить. Но это мой дом, мой район. И так хорошо, как здесь, мне нигде не будет.Тамара Меаракишвили.
Фото с личной страницы.www.facebook.com/
ГЛАВА 4. Это навсегда
Церовани, Грузия
— Я забыла уже русский язык. Давно ни с кем не разговаривала, — извиняется, отвечая на мои вопросы, Эка, жительница Церовани — самого крупного «поселка беженцев». 40-летняя Эка перебралась в Церовани из того самого грузинского Ахалгори, ставшего теперь осетинским Ленингором. — Последний раз я говорила [по-русски] только тогда, когда зашли эти... оккупанты. Но русские очень корректно, культурно себя вели, мне так показалось. Ничего плохого не делали.
Однако при новой власти семья Эки оставаться в Ахалгори побоялась. По грузинскому телевидению каждый день рассказывали про этнические чистки в грузинских селениях в пригороде Цхинвала, и жители Ахалгорского района опасались повторения такого же у них на родине. В Церовани семья Эки получила новый дом. Однако жизнь здесь тяжелая, признается женщина:
— Там у нас сады были, а здесь — нет, участки маленькие, погода здесь не такая хорошая, с водой проблемы. Поэтому все покупать приходится. Но главное, что дома нам дали тут, — говорит Эка. — Но я верю, что однажды мы вернемся снова в Ахалгори.
Всего после августовской войны грузинские власти с помощью грантов Евросоюза и США построили пять поселков на 18 тысяч человек для бежавших с занятых осетинскими и российскими войсками территорий этнических грузин. Однако до сих пор не все переселенцы получили свое жилье, признает Нугзар Тиникашвили, глава Ахалгорского района — администрации, подчиняющейся Тбилиси и находящейся в Церовани, в получасе езды от грузинской столицы. Церовани — самый крупный из этих поселков, в нем проживает более семи тысяч жителей.
Поселок беженцев Церовани. Грузия, 30 июля 2009 г.AFP PHOTO / VANO SHLAMOV
— Этот поселок построен буквально за три месяца. Примерно две тысячи семей тут проживает. Большинство — это население Ахалгорского муниципалитета, а также часть — около 650 семей — из Цхинвальского региона, — рассказывает Нугзар. — У нас есть школа, детский сад, музыкальная школа, спортивная школа, дом культуры, библиотека, поликлиника и прочее. В центре поселка в ближайшее время начнем строить стадион с помощью Франции. Господин посол был у нас в прошлом году в гостях и пообещал, что будет помогать в этом деле. Мы выделили территорию.
Главной проблемой Церовани остается безработица — 40%. Однако, по словам главы районной администрации, жители «поселка беженцев» даже лучше трудоустроены, по сравнению с ситуацией в остальной Грузии.
Десять лет назад бежавшие из пригородов Цхинвали грузины не верили, что больше никогда не смогут вернуться на родину, вспоминает врач скорой помощи Нуну Чаувелидзе, однако, у повзрослевших здесь детей и подрастающих внуков другой родины уже просто нет.
— Вот 10 лет прошло, и то же самое: очень трудно. Нам хорошо, что мы здесь собрались — односельчане, работаем вместе с бывшими же сотрудниками. И когда мы вместе бываем, то думаем, что вернемся, и становится как-то легче. Но меня пугает, что наши дети уже не знают ту сторону Грузии, и не любят, как мы любили. У меня нет обиды на осетинских людей, я их люблю, как и раньше любила. Это не они сделали. Наша родственная связь была крепкая. Но мой сын уже не любит их. Потому что с детства он только и слышит, что осетины стреляют, осетины задерживают нас. У него нет друзей осетинов. А у нашего поколения еще есть. Лет через 10 будет поколение, которое уже совсем не будет помнить ту сторону.
Ленингор (Ахалгори), Южная Осетия
После войны 2008 года тысячи человек в Грузии стали вынужденно перемещенными лицами. По данным официальной переписи, с 2002 до 2015 года население Ленингорского района сократилось примерно в два раза, с восьми до четырех тысяч человек. А тем, кто не уехал после августа 2008-го, как Тамара Меаракишвили, остается только считать пустые дома в когда-то шумном поселке.
— Шумно было, весело было. В центре поселка парк большой есть, а напротив — целая улица пустая, там только в одном доме живут, и это квартирантки, — рассказывает Тамара. — Вот здесь, в этом доме — восемь квартир, и все закрыты, только одна квартирантка из Владикавказа. С начала года [в районе] даже ни одной свадьбы не было. В нашем поселке не помню, когда была последний раз — может, семь или восемь лет назад, потому что гостей не пускают. И теперь уже и похороны не делают здесь.
Несмотря на массовый отъезд грузин опустевшим и заброшенным Ленингор не выглядит. Весь центр города перекопан из-за ремонтных работ. Даже в выходной день КАМАЗы с российскими номерами выгружают песок и щебенку. А осетинские чиновники настоятельно рекомендуют мне посмотреть новую школу и детский сад, которыми «восхищались журналисты „Комсомольской правды“». Уехавших грузин здесь постепенно заменяют возвращающиеся из Владикавказа осетины.
— Я здесь родилась, наша семья жила здесь до войны 90-х годов, — рассказывает молодая девушка Оксана, продавец продуктового магазина в Ленингоре. — А потом, как пришел [президент Грузии Звиад] Гамсахурдиа (1991-1992 гг. — RFI), начались боевые действия, за осетинами охотились, и наша семья уехала во Владикавказ. Спустя пять лет отец вернулся, а потом и всю семью перевез обратно. После войны 2008 года, я думаю, ничего не изменилось. Тут русские, осетины, грузины и чеченцы как одна семья. Каждый второй друг друга знает, все общаются. Я тоже иногда выезжаю в Грузию и все нормально.
Цхинвал, Южная Осетия
Параллельно центральной улице Цхинвала — улице Сталина — проходит улица Лужкова — бывшая Тбилисская. Лужкову в Южной Осетии все благодарны, объясняет водитель Отар, за его участие в послевоенном восстановлении республики. На въезде в город Отар показывает на новый спорткомплекс им. Алины Кабаевой — олимпийская чемпиона — также меценат молодого государства.
— С каждым годом все меняется к лучшему, — говорит хозяин лавки автозапчастей Алик Дзуцев. Фотографии своего разрушенного в войну дома он мне показывает на лужайке между двумя новыми двухэтажными коттеджами: один построили власти по программе послевоенного восстановления республики, другой — сам. «Сыновей у меня двое — пусть у каждого свой дом будет», — объясняет Алик.
Правда работы для его сыновей в Южной Осетии немного. Большинство жителей заняты в госсекторе. Государственный аппарат 50-тысячной республики — армия чиновников, а те, кто в эту армию не попал — идут в обычную.
— У нас или не работают молодые люди, или под погонами ходят. Сколько можно под погонами ходить? Война давно закончилась! — возмущается Алик. — В советское время тут еще заводы, фабрики работали. А после советской власти все пошло на спад. Все хуже и хуже.
Алик Дзуцев с женой в Цхинвале. Июль 2018 г.RFI/Sergey DMITRIEV
ГЛАВА 5. В Европе рассудят
Гори, Грузия
— Раньше все хорошо было: и зарплата, и все-все хорошо, когда коммунизм был, — соглашается с Аликом из Цхинвала живущая по другую сторону демаркационной линии бабушка Цицино. — У нас в Гори раньше фабрика была, и я в химической лаборатории работала, а когда фабрику закрыли, я пошла в ресторан — хинкали делала. В лаборатории у нас главной была русская — Маргарита Михайловна. Она и русскому языку меня научила. До этого я ни одного слова не знала. Когда в отпуск в Россию она ездила, то всегда подарки потом привозила. Как у нас все хорошо было! Мы друг с другом все очень хорошо жили. И русские, и осетины, и грузины — все. Соседи у нас — русские женщины, три семьи живут.
Они мне ничего плохого не сделали.
Цицино Кушашвили стала одной из заявительниц иска Грузии против России в Европейском суде по правам человека. Иск от имени пострадавших в том конфликте был подан грузинскими неправительственными организациями еще в 2008 году. С Москвы требуют компенсацию за нарушение российскими военными базовых прав человека. Решения по делу до сих пор нет.
— Я не знаю, что будет... Вот в августе нам обещали, что скажут, — пожимает плечами бабушка Цицино. — А войну кто начал — это бог знает. Больше никто. Зачем Путин так сделал? Столько людей умерло, и наши, и его люди. Если Саакашвили ему чем-то мешал, пусть Путин с ним бы и говорил, а зачем столько людей убивать. Что хочет Путин? Сколько лет он еще жить будет? Сколько русских, сколько осетин, сколько армян тут жило, и мы — грузины. И все хорошо было. А сейчас так получилось. Я только бога попрошу, чтобы еще войны не было.
Цицино Кушашвили. Гори. Июль 2018 г.RFI/Sergey DMITRIEV
Церовани, Грузия
Нуну Чаувелидзе, врач из поселка Церовани также, как и бабушка Цицино, была еще одним заявителем того коллективного иска в Страсбургский суд. Уже десять лет она ждет от России компенсации за сожженный дом.
— Мое село Дзарцеми называлось, оно в ущелье Большой Лиахви было. Я там с детства жила. Там и осетинские села, и грузинские — все вместе было. Село Дзарцеми, село Тамарачени и село Кехви — теперь ничего нет, ни одного дома сейчас не осталось. Когда пройдете, то и не подумаете, что там когда-то жили грузины. Когда мы после войны приехали сюда — там все потеряли. Мне принесли снимок моего дома, после того как мы ушли, так мы узнали, что там все сожгли, все разрушили.
Сейчас, по словам местных жителей, в ущелье Большой Лиахви российская военная база. И к местам, где когда-то жили грузины и остались их кладбища, никого не пускают, говорит Нуну:
— У меня много друзей, которые там остались, которые живут в Цхинвале. Когда я им написала в социальных сетях, что там кладбище осталось, и чтобы они пошли посмотрели, что и как там, их тоже не пускают. Иногда в социальных сетях фотографируют эту базу, и я узнаю мое село. Это была грузинская земля. А они приехали. У нас была врач-осетинка, которая постоянно затевала такие разговоры, а однажды я спросила ее: «Альбина ты мне скажи, где твой прадед похоронен?» А вот я скажу, что мой пра-пра-прадед уже здесь похоронен.
Нуну Чаувелидзе. Врач скорой помощи в поселке Церовани. Июль 2018 г.RFI/Sergey DMITRIEV
ГЛАВА 6. Страх тишины
Цхинвал, Южная Осетия
— Вот грузины говорят, что это наша земля. Да хрен с ней, с вашей землей! — не сдерживается Григорий Мамиев, потерявший в 2008 году отца. — Причем тут земля и то, что было тыщу лет назад? Закопают нас в ней всех, в этой земле, и все! Мы защищаем себя, а они нападают — вот и вся логика этой войны. Мы просто хотели жить, а они нам этого не давали.
С Григорием мы встречаемся в Пионерском парке в центре Цхинвала, перед новым зданием Драматического театра, который еще не открыли, но обещают открыть в самое ближайшее время.
— Тут я буду работать. Это государственный драматический театр, — показывает рукой Григорий. — В 1989 году мне было шесть лет, вот этого всего не было: дети, игрушки, фонтаны... У меня детства не было. Ни у кого не было. Мы разучились жить мирной жизнью. Это ощущение [войны] было с 1989 года. И это не ощущение, а это происходило каждый день. Для нас, если три дня не будет стрельбы или звука снарядов, было уже что-то не то. Для нас состояние войны стало нормальной жизнью. В 2008 году, когда война закончилась, я поехал в село, а там была тишина. И я боялся этой тишины... Вы спрашиваете меня про Грузию, но знаете, все равно что вы спрашивали бы меня о Франции... Меня это вообще не волнует, меня это не касается, что у них там происходит.
Эргнети, Грузия
— Эти фотографии — это как раз человеческая жизнь, человеческие истории, — проводит мне экскурсию по открытому год назад «музею мира» Лия Члачидзе. — Вот село Ачабети, дом у людей горит, а человек выносит на плечах старушку. Вот это уже палаточный лагерь Гори, где беженцы собирались. А здесь — село Хвити, где грузинская бабушка спрятала раненого русского солдата, она вылечила его, и после войны он отправился на родину.
"Музей мира" в селе Эргнети. Июль 2018 г.RFI/Sergey DMITRIEV
Свой музей Лия создала на частные пожертвования, на стройку, по собственной инициативе, приезжали студенты из соседнего Гори.
— Приходили волонтеры, молодые ребята, девочки, кто только не приходил, — рассказывает Лия. — Здесь ничего лишнего нет. Все экспонаты мы достали из пепла. Мои и соседские тоже. Этим я хотела показать, что война — одинакова для меня и для осетина. Одинаково льется кровь, умирают люди, рушатся дома. Это не должно повториться.
Вспоминая о войне, Лия, также как и Григорий из «враждебного» Цхинвала, также как Нуну или Алик, или другие осетины и грузины, пережившие войну, говорит о страхе тишины. Для проживших эту войну людей тишина не означала покой, она всегда была только передышкой, за которой должен последовать новый, еще более сильный, удар.
— Когда была тишина, мне было страшно. Когда была тишина, я думала, что они что-то крупное готовят. Мы боялись тишины. Мы привыкли к этим провокациям и стрельбе, — говорит Лия. — Я сама родилась в Цхинвали, я там выросла, школу, институт окончила. У меня там друзья. До войны восьмого года, пока не обострилась эта ситуация, я там работала журналистом. Вот в этом году исполняется 10 лет с того момента, как началась война и они сделали колючие проволоки, не пропускают нас. Мы каждый год на Пасху просим, чтобы один день хоть нам дали — гуманитарный коридор сделали, чтобы пойти на кладбище. В этом году 15 лет исполнилось, как мой отец умер, и я не могу попасть на его могилу. Все время снится это мне. Но я не теряю надежды. Когда-нибудь обязательно Цхинвали вернется. Может быть не завтра, не послезавтра, но обязательно это будет.
Российские солдаты на блокпосту по дороге из Гори. 19 августа 2008 г.AFP PHOTO/MARCO LONGARI
***
Журналисты приезжают в пограничное село Эргнети раз в месяц, когда здесь проходят встречи так называемой переговорной группы МПРИ (механизма по предотвращению и реагированию на инциденты), на которых представители грузинских и югоосетинских властей при посредничестве России, Евросоюза и ОБСЕ обсуждают жалобы на одностороннее передвижение границы, похищения людей и пропажу скота.
В августе все в отпусках и встречи не будет, поэтому приезжим здесь удивляются. А пограничная полиция не разрешает пройтись по улицам без сопровождения.
— У нас тут бандиты людей похищают, — кивают грузинские полицейские в сторону Южной Осетии.
Рынок в Эргнети появился сразу после окончания войны 1992 года и ввода российских миротворцев. С тех пор он стал символом преодоления вражды между двумя убивавшими друг друга народами. Сейчас про Эргнетский рынок уже мало кто помнит.
— А кто тебе сказал, что тут рынок был? — удивляется дедушка Ариэль, собирающий в саду яблоки. — Я уже и забыл. Все забыли. Тихо теперь тут. Никого нет...
***В тексте сохранены топонимы и терминология, используемые героями репортажа.
Свежие комментарии